vetka | И еще найденное

...у лж-юзера

poluzhivago. На этот раз стихи.

Ни земли,
ни расстояний,
ни рассветов,
ни свиданий,
ни любимых,
ни признаний,
ни полетов,
ни утех,
ни простых воспоминаний,
ни небес,
ни слов,
ни тайны
не хватило нам на всех.

* * *

белый танец кругов на воде
уходящая вдаль пантомима
сделал ставку
и как ни крути
камень выбора тянет ко дну
в этом месте порожней Земли
компас робко дрожит
не решаясь свернуть наудачу
жизнь по-прежнему неотвратима
как бегло ее ни живи
стрекоза приземлилась на желтый цветок
неосмотрительно как
этот снимок почти уже выцвел
терпеливое солнце встает на востоке
кофе с запахом талого снега
горчит
каждое слово необратимо
как беззвучно его ни шепчи

* * *

Ужин.
Солью с перцем
приправлен висок.

Вино наших дедов
прокисло
и отдает, как губка,
уксусом.
Но как мы могли
удержаться
и не глотнуть.

Гранит монументов
тоже не вечен,
и то ради чего
вчера стоило жить,
потрескалось вдребезги.

Как только достроишь
вечный двигатель,
оказывается,
что ни одно шоссе
на земле
не бесконечно,
и дальше ехать,
в общем,
некуда.

Корабль на рейде
лишь поднял паруса,
как ветер стих.
И штиль.
Сушите весла,
гребцы!

Будем выпаривать соль
из воды.

* * *

Раздвигая плечами
жесткий воздух долины,
обдираю их в кровь.

Разрезая зрачками
поскребыши медленного сна,
каждое стылое утро совершаю
ритуальный бросок через бедро.

И ударившись оземь спросонья,
становлюсь всё смелее и горше.
Подставляю ладони воде,
чтобы вспомнить движенье и силу.
Удивляюсь себе и другим,
выползающим невесть откуда.

Равнодушно мелькают столбы...

Я не знаю, как бы осилил,
если б ты не пошла мне навстречу
со своей стороны Земли.

* * *

От слов все чаще падая,
по мере узнавания,
я их учился складывать
из знаков препинания.

Их столько было сказано,
и покатились гулко.
Неловкими проказами
пошли по закоулкам.

Припомнились скитания,
пометки и подчистки.
Mанжеты истрепались,
а с ними и записки.

И в поисках звучания
пронзительно другого
я сам себя нечаянно
лишил свободы слова.

* * *

В самодельной реальности
землю ритмично пихает каблук.
Вдох и выдох
бесплатного воздуха улиц и комнат.

На полотнах глазастых реклам
плывут с целлулоидным шорохом
титры немого кино.

И ни звука всю жизнь напролет.
Только дверь заскрипит на ветру.
Пустяка не хватило.

Слабый отблеск огня и страстей
на морщинами тронутых лицах
угасает.
И холодно мне.

* * *

...что впору
затянуться папиросой
подешевле, и поглубже...
Сколько лет я не курю?

И 100 грамм не помешало б,
если б это расслабляло,
как в студенческие годы.
Только я давно не пью.

Выйти, разве что, в окошко
и по гулкому балкону
вдоль перил идти, идти...
Не простыть бы - все же осень.

Скрежет лет такой...

* * *

Это - чистый листок.
Начерчу аккуратные клеточки,
распишу их по дням
и продумаю каждое слово.

Здесь я буду умней,
там - повешу замок,
а туда ни за что не пойду.
Здесь я сделаю это и это.

Тут - рвану напролом,
там - чуть-чуть погожу.
В этой клеточке
мы с тобой встретимся.

Изготовлю побольше недель,
чтоб хватило на всё.
Даже если потом
часть останется необитаемой.
Лучше, если с запасом,
чем вот так...

Нарисую себе календарь,
и отправлюсь его обживать.

* * *

Сединой
и поспешностью поздней
слепые грешат разговоры.
Где-то лево руля
угасает картинно закат.

Замедляет вращенье Земля,
как пустеющий ящик Пандоры.
Семь египетских казней
никого уж давно не страшат.

Мы ведь знали, как будет.
Невпопад просыпаясь кивали,
хором пели нестройные песни.
И заранее были не против
есть картонный заветренный хлеб,
пить стоячую теплую воду,
удобрять перегной
и в рекруты детей отдавать.

* * *

Кто теперь вспомнит:
ноги шагали и шагали без устали,
глаза смотрели прямо вперед,
не обращая внимания
на мелкие титры на заднике.

Было проще простого
настроить приемник
на нужную волну
и бесконечно слушать всех.

Всё было возможно:
дважды войти в ту же воду;
соскользнуть с небоскреба,
не коснувшись кипящих улиц;
улизнуть от назойливых глаз;
посидеть на скамейке,
поедая фруктовое мороженое;
и сквозь стену пройти без помех.

Всё протекало, как надо -
солнце светило ярко,
день был трехмерно-радостным,
невероятно цветным, огромным.

И этот неопределенный жест
изящной руки,
сводивший меня с ума.

Помню заливистый смех -
чувств было не пять
и даже не шесть,
а столько, сколько было нужно
в этот счастливый момент.

Пока в неожиданных сумерках
по белесой плоскости экрана
не поползла надпись "Конец",

которую мы со временем
научились не замечать.

* * *

Это просто закон:
чем дольше живем,
тем меньше у нас остается живых.
Братское кладбище,
шлейфом тянется позади.

Стар и млад.

Я хочу видеть всех,
тихо ушедших
и искореженных болью.
Заказанных и случайно попавших.
Забытых на заднем сиденье.
Камнями побитых.
Скелеты в шкафу.
Цветы на асфальте -
выдернутых с корнями.
Целых и по частям
потерявшихся в темноте.

Невозможно сухое
течение в этой реке.
Не найти затерявшийся след.

Далекий свет
струится в песке.
Горячий дождь
стучит мне в виски.

Время собирать разбросанные камни.
Боже, как мы с тобой далеки.

* * *

Зябко дрогнут горячие свечи.
Воск
густея струится по спинам.

Кому-то яснее стало,
куда выведет эта кривая,
если к еще дымящим руинам
приложить цветное лекало?

Время лечит,
пощады не зная.

Гипербола.
Взлет апреля
застывает в канун ноября.
Подумать, всего неделя,
и та, не первая.
Зачем это было?
Зря?

Скажите, какая по счету зима
у нас сегодня,
на самом деле!?
И как жаропрочно
ни ставь дома,
осень придет в апреле.
Сама.

Чья надежда
как с ветки
сорвется с моста?

На последней странице
тяжелый захлопнется том.
От морозного ветра
всколыхнутся одежды,
приподнимется тяжесть забрала.
Отворятся тугие врата.

И мелькнет словно птица
мимолетная притча о том,
кто шутя изгибает лекала.

* * *

Если ружье не снимают с гвоздя,
оно так и ржавеет
до последнего акта.

Если б ты не смотрела тогда в глаза,
кто знает, какие нескучные роли
играл бы этот актер
в бесконечной наигранной пьесе.

Когда-то тогда
мы этого не понимали.
Не знали. Не предполагали.
Мы лишь играли. Себя.

* * *

Улеглась пустота и вокруг ничего.
Жутковато смотреть. Мы уходим в нее,
заполняя собой.

Но она остается.

Мы строим дома - вереницы домов.
И они, наполняя, идут в пустоту.

Но она остается в просветах домов.

Мы сажаем деревья в просветах домов.
Миллионы деревьев, колонны стволов.
И они, наполняя, идут в пустоту.

Но она не уходит.

Мы строим мосты.
Вереницы мостов и машины на них.
И они, наполняя, идут в пустоту.

Но она не уходит, мы снова одни.

Лишь когда на востоке займутся огни,
проявляются к ним обращенные лица.

* * *

У берега поросшего забвеньем
пустая лодка нерешительно кружит.

Обрывки дня увядшими крылАми
всплеснули в скоротлении зари.

И сердце сжалось на полуударе.
Закат невыразимо слеп тобой.
Темнеет. Пожелтелая усталость
сжигает запыленный зверобой.

Исчезла, на ходу сказав замри.
И стынет сердце,
захлебнувшись пустотой.
Осока режет руки, а в крови
разлился холодок речной воды.

Лишь губы солоны запекшейся отравой.

Я зачарованно вращаюсь пред тобой,
лавиною сойдя, или облавой
к ногам, покрытым пепельной травой.

И пришлое предчувствие беды
стихает.

- Возвращайся. - Отомри.

* * *

Не спеша отламываю кусочки бисквита,
засмотревшись на блики в бокале,
сквозь который виднеется
камень за камнем брусчатка.
По ней шаркают ноги и ноги.
Шаг за шагом уходят сквозь площадь.

Час за часом сменяются тени.
Ночь за днем как кусочки бисквита
отражаются в окнах и лужах.

Вдох за выдохом, слушая жизнь,
букву за буквой я собирал твое имя.

Что с тобой, любимая?

* * *

Течет вода по жилам зданий,
в изгибах труб и кранов ржавых,
впадая в изголовье ванны,
круговоротом брызг картавых.

Клубится сизый дым душистый
в изломах тесных коридоров,
в бреду закручивая кольца,
и в пустоте теряя слово.

И дым сливается с водою,
слегка касаясь рук безвольных,
теплом воды янтарной полных,
но им уже почти не больно.

И пахнет пыльными томами,
свечой и спелою смолою,
и ангелы, между домами
застряв, опаздывают снова.

* * *

Разве я сетую, Господи,
что росток принимается в дерево.

Я не против законов природы,
и даже грозу принимаю почти смиренно.

Я искал и устал от поисков,
потому что обрел искомое
на день раньше, чем начал поиски.

Дай мне силы сдержать это Слово.

* * *

У меня 9 жизней - как кошка
И живу я их все вперемешку
Мне не больно совсем умирать

* * *

как сумерки упали у реки
и время впопыхах застряло где-то
в порту уже не брезжут маяки
неразличимы окон огоньки

остыли страсти,
как не снилось фаренгейтам

не шелохнутся пожелтелые листы
полузабытой книги бытия
не всколыхнется и не прозвенит
послеполуночное лето

паромщик дремлет после пития
улегся бриз его энтузиазма
затейницам и тем не до оргазма

лишь ты
своею одинокой флейтой

* * *

Застывая, прозрáчнеют веки.
Тень креста на витрине аптеки,
чтобы были озера и реки,
опускается в спелый туман.

Так немеет слепой, прозревая.
Словно миф рассыпается стая
в полудреме пасхального мая,
возвращаясь к дремучим лесам.

Небосвода печать пеленая
(она только внутри голубая),
по закону, который и зная,
никому не дано преступить.

А ларец открывается просто:
из-под крышки покажутся сосны,
горстка соли и горние звезды.
И еще половина пути.

Приподнимется тень надо мхами,
станут светлые липы руками.
Что поймется - не ведаем сами.
Но и это еще впереди.

А пока у нас что-то не вышло:
перегары, удушливый выхлоп,
разделенье на прошлых и пришлых -
это тоже дано пережить.

Распирая скрипичные вены,
стон с размаху накатит на стены.
По закрайнему полю Вселенной
две свободы случайно сошлись.

И бредут по вселенским проселкам
две свободы особого толка:
не разложенные по полкам
ни снаружи еще, ни внутри.

Автострады сольются с мостами.
Свою пéтлю затянем мы сами.
Только липы сухими руками
подпирают удушливый свод.

И смиряя дыхание века
(хоть сперва и она - не о том),
к нам холодной витриной аптека
поднимается белым крестом.

* * *

Тот, кто спал на моей кровати,
Тот, кто ел из моей тарелки,
Тот, кто обувь мою и одежду
Износил, извозил, изорвал...

Тот, кто ездил в моей машине,
Тот, кто делал мою карьеру,
Кого дети мои звали папой...

Не поверите - это был я.

* * *

В синей папке -
все мои ошибки и грехи,
о которых я не хочу вспоминать.
Брошу ее в огонь.

В серой папке -
всё, что я сделал.
Ни хорошее, ни плохое.
К чему оно мне?
Брошу и ее в огонь.

В белой папке, понятно -
моё благородство.
Что без толку размахивать?
Сожгу и ее.

В красной папке -
все мои страсти.
Иные еще кипят.
Сожгу и ее от греха подальше.

Путник, увидев дымок,
заспешит -
там кто-то живет...

* * *

Ежевечерне дождь с утра.

Сбегают струи вниз
и беспросветен
размытой плесенью
со стен сползает день,
сливаясь в сумерки.

Провал окна.

За кадром стылым квадратный двор,
для превращений стар и тесен,
подобострастен,
и губами луж слюняво чмокнет
подвернувшийся каблук,
и слякоти истоптанная грудь
вздохнет взахлеб.

О, эти вечера.

Всевышний, милосерден будь
к входящим на круги своя
в просветы пожелтелых окон
под сводами слезящихся дворов -
их воздух мертв.

И в час свиданья
пренебреги условностью кино.

* * *

Переехали с радостным шумом
Обдирали обои и люстры
Долго красили двери и стены
Циклевали, скребли и белили
Завозили диваны и кресла
Расставляли столы и кровати

Обустроились
Жили
Исчезли

Я так ничего и не понял

* * *

Часы пробили три,
хотя их не просили.
И пусто так в груди,
и тишина в квартире.

И ночью за стеклом
отматывая гири,
затихнет только дом -
часы пробьют четыре.

* * *

Я так хочу:
не касаясь пером бумаги,
не трогая пальцами клавиш,
не тревожа слуха
не бередя душу.

А ты спрашиваешь:
почему ты такой тихий?

Ты же знаешь,
я не умею сказать по-другому,
как я люблю тебя, милая.

* * *

Било
Мяло
Рвало
Разъедало
Сжигало

Разводило
Пекло
Прижимало
Гоняло

Заносило
Вело
Унижало
Топтало

Зажило
Утекло
Попустило
Oтстало

* * *

Покручусь по вокзалу,
Попью газировки с сиропом,
Подкрадусь к самому краю перрона
Послушать, не слышно ли поезда.
Подниму взгляд на часы с боем
И вспомню: ты возврашаешься
лишь послезавтра.
И самолетом, не поездом.

* * *

пробираясь тайком
по оставленной территории
в полусне улыбнусь
биографии минного поля

перепелка

колени немеют от страха

выкрик сильных
картинно раскинутых рук
в переспелом струящемся
воздухе лета
еле слышен
но слышен

глаза чтобы видеть
пейзаж после боя

не могу
не хочу
опущу

зарастает похоже травой

Просто для себя, чтобы не потерялось.

И еще найденное

no subject

no subject